С раннего детства я пыталась выведать у отца, как выглядело наше древо, и однажды мне всё-таки удалось его разговорить.

– Какой он – наш тэинор? – спросила я полушёпотом, боясь, что меня вновь отругают за любопытство.

– Крепкий и сильный, – ответил отец. – Его крона сияет, словно солнце, а ветви заполняют всю подземную нишу. Не оставляют мраку ни шанса. Наш тэинор похож на тебя, Эми, – усмехнулся он.

Руки вспотели от волнения. Наше древо несомненно было сильным и большим, но какой тэинор мог питать безжизненную пустыню Флуэнского герцогства? Было ли здешнее древо ветвистым? Сияла ли его крона так же ярко?

Шаг за шагом я спускалась в холодное подземелье, не согретое магией Твердыни. Сердце этого замка было не теплее, чем его хозяин. Лестница казалась бесконечной. Свет от бойницы наверху едва ли достигал дна. Я ступала почти на ощупь и замерла, когда внизу, у моих ног, мелькнула тусклая полоска света. Ещё несколько таких же лежали на следующих ступенях. Я всё-таки смогла дойти до подземной ниши, где рос тэинор.

Прислушалась. Внизу было тихо. Бесшумно я стала спускаться дальше. Лестница сделала ещё один винтовой оборот и наконец вросла последней ступенькой в украшенный геометрической мозаикой пол подземного коридора. По нему я и направилась к тусклому свету впереди.

Чем гуще ложился свет, тем отчётливей становились очертания коридора и стен. На них – оставленные давно ушедшим и забытым мастером, проступали фрески, изображавшие невероятной красоты картины. Заливные луга и омытые морем скалы. Водопады, долины и сады. Хотя краска от времени выцвела, изображения оставались настолько живыми, что в коридоре мне почудился аромат полевой травы, влажной после дождя, и повисший в воздухе запах озона. Должно быть, такими, прекрасными и живыми, когда-то были земли этого герцогства.

Коридорная стена, в начале монолитная, к завершению расходилась на пластины. Тонкие каменные полоски разрезали тусклый свет на ровные лоскуты, постепенно расширяющиеся к концу коридора. Я подкралась к прогалу пошире и сквозь него заглянула в нишу. Надеялась остаться незамеченной, но, увидев древо, чуть не выдала себя.

Тэинор, росший в Проклятых землях, не просто был слаб или мал, он был мёртв. Почти мёртв. Его корявые голые ветви не касались каменных стен, соединявших нишу с фамильным вензелем над замком. От них почти не исходило света. В них не было магии. И практически не было жизни.

Как сильно я мечтала увидеть это священное древо и так же сильно теперь была им разочарована.

Внизу, на изогнутых корнях тэинора, сидел лорд Грэмт. Опёршись спиной о приземистый ствол, он задумчиво вертел что-то в руке. Нечто маленькое и лёгкое. Желая разглядеть это, я прищурилась и слегка подалась вперёд. Моя щека коснулась одной из холодных каменных пластин – ближе было уже не придвинуться.

Как оказалось, в руке лорд Грэмт держал листок. Небольшой, пожелтевший листок тэинора. Опавший. Возможно, последний. Я перевела взгляд на ветви. Нет, на них ещё оставалось несколько листьев.

Лорд Грэмт не отводил глаз от этого крохотного свидетельства упадка его земель, а я не отводила взгляда от лорда Грэмта. Что бы с ним ни случилось в детстве или при рождении – это было несправедливо. Неправильно. Эрр – должен быть проводником жизни. Он не может, не должен лишаться магии.

Не знаю, сколько я так стояла, прижимаясь к пластинам. Но очнулась от размышлений, только когда лорд Грэмт перевернул ладонь и позволил листку упасть на пол.

Я отступила назад и поспешила к лестнице, стараясь двигаться как можно тише. Не из страха, а из-за обуревавшей меня неловкости. Я стала свидетельницей чего-то настолько личного, такого, чем, на месте лорда Грэмта, не захотела бы ни с кем делиться.

Пусть мой приход сюда останется тайной. Я всё равно не в силах ни помочь, ни утешить.

Я ушла. Но увиденное в подземной нише терзало меня.

Проклятые земли всегда казались чем-то жутким и безнадёжным. И даже будь моё сердце свободно, я бы всё равно не приехала сюда по собственной воле. Но то, что казалось мне пугающим и ужасным, стало для лорда Грэмта обыденным. Он жил, наблюдая, как вверенные ему земли приходят в упадок. Как жизнь утекает из них капля за каплей. И люди покидают их в поисках лучшего пристанища.

Мне не хотелось бы оказаться на его месте. Стать эрром, несущим смерть. За что Твердыня так его покарала?

Вернувшись в комнату, я не могла унять волнение. И оттого, не находя себе места, расхаживала от одной стены до другой, размышляя. Я понимала, что мне не суждено стать дождём, которого так жаждал Алан Грэмт. Я не собиралась задерживаться на этих умирающих землях. Но и оставаться равнодушной не могла. Один только вид окутанного безжизненностью жениха заставлял меня содрогнуться. Я была не в силах бездействовать.

– Нельзя поддаваться этому чувству, – говорила себе, меря шагами комнату. – Алан Грэмт поступил с тобой ужасно. Привёз тебя сюда против воли. Безжизненность – это его наказание, а не твоё.

«Да, наказание… – кивала себе задумчиво. – Но за что?»

Этот вопрос не давал мне покоя. Лорд Грэмт однозначно не был безгрешен. Помимо холодности, которая, возможно, стала результатом проклятья, он также отличался крайней эгоистичностью. Наша злосчастная помолвка – тому свидетельство. Но такой ли эгоизм ужасный грех, чтобы нести за него столь суровое наказание?

Мне было жаль моего жениха, и я ничего не могла с собой поделать.

Лукреция ворвалась в мою комнату получасом позже.

– Довольна?! – заорала она с порога, но я не удостоила её даже взгляда, что слегка остудило пыл надзирательницы. Ругаться с безучастной стеной не настолько интересно. – И кого же ты тогда выберешь себе в камеристки? – спросила она ехидно. – В этой дыре ты…

Но я оборвала её на полуслове.

– Да вот хоть бы и её, – показала на дверной проём, в котором промелькнула проходившая мимо служанка. Мне было без разницы, кто будет помогать мне одеваться и укладывать волосы. Главное, чтобы это не была ставленница Лукреции.

– Её? – изумилась надзирательница и, выглянув в коридор, буквально волоком затащила к нам неудачливую служанку.

Отдать ей должное, девушка не выглядела напуганной. Она уверенно держала свою курносую голову, обрамлённую заплетённой в косу каштановой копной волос, и не опустила глаза, даже когда наши взгляды встретились. Возможно, мой случайный выбор оказался удачным.

– Ты знаешь, что входит в обязанности камеристки, девочка? – обратилась к ней Лукреция.

– В общих чертах, – ответила служанка.

– Штопать умеешь? – не унималась надзирательница.

Девушка кивнула.

– А дорогое платье заштопаешь? Не испортишь?

Служанка слегка нахмурилась.

– Такому меня не учили, госпожа, – ответила она без капли стыда в голосе. Обычным слугам не приходилось чинить дорогую одежду, и в том не было ничего зазорного.

– А сложные причёски умеешь делать? – вопрос Лукреции буквально сочился ядом.

– Нет, госпожа, – покачала головой служанка.

– Ну? – спросила надзирательница, ликующе глядя на меня. – И кто её будет этому обучать?

– Да ваша Мариса Ротвер и будет, – ответила я с вызовом. – Если её попросит управляющий, она не посмеет отказать. Как тебя зовут? – обратилась к девушке.

– Кэт, – ответила она. – Кэт Симас.

– Поздравляю, Кэт. С этого дня ты становишься моей камеристкой. О твоём обучении договорится господин Орно. Уверена, проблем не возникнет.

– Да хоть сама себе волосы укладывай, – гаркнула надзирательница. – Мне какое дело?! – и вылетела из комнаты.

Но дело ей было. И ещё какое. Потому она и злилась.

– Если госпожа Гийер будет тебе угрожать или препятствовать твоему обучению, докладывай об этом мне. Я придумаю на неё управу, – пообещала я Кэт.

Озадаченно кивнув, после секунды промедления девушка выдала как на духу:

– Это огромная честь для меня, Ваше превосходительство, – склонила она голову. – Я оправдаю ваше доверие.